Россия — счастье, Россия — свет,

А может быть России вовсе нет?

И над Невой закат не догорал,

И Пушкин на снегу не умирял.

Г. Иванов

Ирена и Мирослав идут по бульвару Распай. Они еще нс знакомы с топографической картой Монпарнаса, поэтому и «Купель», и «Ротонда», и маленькое кафе через площадь, в котором Самюэл Беккет скрывался от любопытных глаз, — вес это выглядит для них декорацией к чужому спектаклю. Они с любопытством смотрят на застекленный фасад дома, в котором живут художники Серебряковы.

Мы входим в маленькую комнату на улице Campagne Premiere. И вот уже звучит песня на стихи В.Ходасевича:

Сквозь ненастный зимний денек,

У него — сундук, у нее - мешок,

По паркету парижских луж

Ковыляют жена и муж...

Я слушаю музыку со свежей гармонией; неуловимая, она несет, как на волне, драгоценный текст любимой поэзии. В ней как бы спаяны и лютневая музыка, и старинные напевы, и элементы некоторой стилизации.

«Местные специалисты считают мою музыку модерном, — говорит Мирослав, — она включает интонации дополифонической, лютневой и современной песенной музыки. Нужно сказать, что мы не делаем из стихотворения песню, то есть не следуем куплетно-припевной форме. Ведь ради песенности можно деформировать стихотворение и убить музыку стиха».

Ирена и Мирослав поют русскую поэзию XIX века, Серебряного века и поэтов эмиграции.

«В 1985 г. уже можно было петь Цветаеву, но еще нельзя было упоминать имена Г.Иванова, В.Ходасевича или В.Набокова...»

Параллели с действительностью были слишком очевидны:

Теперь тебя не уничтожат,

Как тот великий вождь мечтал:

Судьба поможет,

Бог поможет,

Но русский человек устал...

(Г.Иванов)

«Поэтому такие безобидные стихи В.Набокова, как "Дождь пролетел и сгорел на лету", нам приходилось выдавать за стихи Бунина. Только недавно мы "рассекретили" Набокова... И снова проблемы, — продолжает Мирослав. — Мы живем в период безвременья, когда только свобода (к тому же неустойчивая) без моральных и духовных ценностей не достаточна; более того, она начинает принимать диковинные формы... И сейчас самое время обратиться к творчеству Фета, Тютчева, Мандельштама, Адамовича... к акмеистам — Гумилеву, Иванову, Ходасевичу... Ведь какая это честность, талант и высота! Сейчас нужно было бы возродить тему космизма русских поэтов или говорить о Мандельштаме:

ведь его творчество — это нечто большее, чем абстракционизм — у него прямой разговор с природой и Богом...»

Открыла два огромных глаза,

Цветочная проснулась ваза

И выплеснула свой хрусталь.

«Но случилось так, что тема космичности, столь присущая русской поэзии, сейчас стала такой же конъюнктурой, как рок, как все, что идет на продажу. Так что поэзия, которая спасала дух, не достается даром: те, кпю честно занимается поэзией и музыкой, сейчас находятся на грани материальной катастрофы. Появился новый девиз: "вложить деньги, получить больше и закрепиться из страха".

Вот и остается надеяться на то, что "Глубина падения обеспечивает высоту", — и тут Мирослав не без иронии добавляет. — "Сделав в своей жизни первое умозаключение, я стал умозаключенным"»,

«Когда знаешь, — продолжает он, - что "Архипелаг ГУЛАГ" Солженицына стоит 15 рублей, это вместо того, чтобы раздавать бесплатно и даже разносить по домам... откуда может быть надежда? К настоящему у нас нет доверия: мы живем с ощущением, что нас отрубили от главной ветви, вырвали из почвы... и теперь нам надо соединиться с корнями. Поэтому точка отсчета начинается для нас там, где все оборвалось...

Оттого и наш интерес к русским, прожившим здесь целую жизнь и не утратившим интерес к русской культуре, к русскому языку.

А какие отзывчивые люди встретились нам в Париже! Не зная нас, князь Б.Голицын тотчас откликнулся, и хотя была ночь, поехал выручать нас, так как нам некуда было идти. А М.Богаевский отдал нам свою комнату. Этот сын русского генерала, любившего писать пейзажи, сам по профессии инженер авиации, оказался талантливым поэтом, и его стихи просятся на музыку.

Старшее поколение русской эмиграции поразило нас своей активностью, любознательностью и верностью. И мы понимаем — за счет каких потерь внешнего достояния доставались им внутренние приобретения».

Должно быть, это судьба Мирослава и Ирены — его очаровательной спутницы и прекрасной певицы — открывать своим творчеством путь к людям, у которых точка отсчета тоже осталась на том далеком рубеже русской культуры. Но какую тайну скрывает их талант?

«Я прислушался к дождю, и он внимательно меня выслушал», — смеется Мирослав. И мы прощаемся, надеюсь, до осени.

МАРГАРИТА БАГИНОВА