Безбытность. Духовная свобода. Творчество.

Я не так давно позканомилась с Иреной Сасси и Мирославом Савиным, с их песнями на замечательные стихи Бунина, Фета, Цветаевой, Ходасевича, Иванова, Адамовича... Но, услышав этот удивительный по своей музыкальности и самобытности дуэт, ощутила как бы щелчок в памяти и... вспомнила. Год 1983-й. Клуб «Меридиан» устраивает конкурс начинающих бардов и исполнителей. И вот перед началом концерта толпа кольцом окружила очень симпатичную пару. Они репетировали, а мы, затаив дыхание, слушали. То, что они пели, не было похоже на авторскую песню и вообще ни на что не походило. Вспоминались мелодии «Битлз», старинная лютневая музыка, слышались русские напевы...

Они тогда, конечно, стали лауреатами, и организаторы конкурса удивленно пожимали плечами:

— Зачем вы пришли? Вы же профессионалы...

Ни поддержки, ни приглашений на концерты за этим не последовало.

Профессионалы... В некотором роде так и было. Мирослав, закончивший музыкальное училище, вовсю работал а ансамбле. Играл а ресторане гостиницы «Европейская». Это давало стабильный заработок. Что играли? А все. Иногда что-нибудь для души: песни «Битлз», хороший джаз. Но чаще советские шлягеры.

— А теперь для нашего гостя из солнечного Узбекистана...

Дома Мирослав брал гитару и сочинял совсем другие песни. Сначала писал музыку на свои стихи. Но...

— Я думал, что открываю мир, но прочитал Фета, Тютчева, Бунина и понял — мир давно открыт. Потом в руки mстали попадать перепечатанные от руки стихи. Удивительно честные. Стихи не для людей — для бога, может быть... Ну как мне выразить то, что я чувствую, читая Ходасевича:

«Я звук, я вздох, я зайчик на паркете,

Я легче зайчика: он — вот,

он — есть, я — был—».

Если бы я мог рисовать — я бы это нарисовал, но я — играю...

Тогда в начале 80-х имена поэтов-эмигрантов назывались лишь на кухнях. А Мирослав и Ирена пели их стихи. И в далекой радиозаписи 83-го года Ходасевича они назвали Юрием Кузнецовым, а песню все-таки спели...

Маленькое «кухонное» отступление. Вы, конечно, уже читали, и не раз, о том, что кухня — это не только кусочек площади, замкнутый между плитой и столом. Островок свободы, уголок Гайд-парка, гнездышко тех, кто еще не задохнулся и не ухал а далекие края, — вот что такое кухня и в сталинском крупногабаритном дворце и в маленькой «хрущобе». Для Ирены и Мирослава кухня — это нечто большее: репетиционный зал, сцена и огни рампы, прибежище восторженных поклонников (а их уже очень много). И пришел такой момент, когда сосуществование этой кухни, где ждут гитара и сборник Георгия Иванова, и гомонящего зала ресторана стало невозможным.

Мирослав, ушел с работы. Ушел от этого единственного и такого «невинного» компромисса. «За столько лет такого маянья По городам чужой земли, Есть отчего прийти в отчаянье, И мы в отчаянье пришли...»

Понимаю, параллели с Георгием Ивановым рискованны. И земля — своя, и выступления редко, но бывают... Но как трудно доказать, что ты — есть, пишешь музыку я исполняешь песни профессионально. «Прорывы», конечно, случались, В 84-м году вышла пластинка. Тираж быстро разошелся, я теперь ее нигде ек найти. Сюжет с Иреной и Мирославом а «Пятом колесе» тоже многим понравился. Хорошо приняли ребят и в «Дискуссионном клубе» Союза композиторов. И это при том, что их песни можно понять и оценить не с первого, а - с третьего-пятого прослушивания. Музыка — непростая, со свежей гармонией, с переменным размером... Она абсолютно лишена конъюнктурности, если можно так сказать о музыке. И стихи — глубокие, умные. В них надо вдумываться, что мы уже отвыкли делать, слушая современных авторов-исполнителей.

И... тишина, ни афиш, ни концертов.

А вот в далеких Березняках (что под Пермью) их вдруг полюбили. Приглашают на концерты, зовут снова и снова. И в Крыму их знают, и в Хабаровске...

Выходит, нам, в Ленинграде, хорошее, некоммерческое искусство вроде как ни к чему?

— Дело в том, что мы существуем сами по себе. Не входим а клубы, в группы, в компании. Не принимаем правила игры.

Идет время, и, окунаясь с головой в наши бесконечные проблемы, пытаясь разобраться в политических играх и найти выходы в экономических тупиках, мы вдруг ощущаем нехватку кислорода. Просто становится нечем дышать. Уж слишком хмуро и меркантильно живем. И тогда мы с друзьями приходим в эту роскошно пустую квартиру, закрываемся на кухне и... гитара, Иренин голос, честные, мудрые стихи:

"Ничего, как жизнь, не зная,

Ничего, как смерть, не помня..."

Или они открывают для себя нового поэта и взахлеб читают и поют стихи неизвестного нам до этого Алексея Решетова. Мне бы хотелось, чтобы и вы это услышали. И не в Хабаровске или Березняках, не в Гамбурге или Бостоне, а здесь, у нас, в Ленинграде.

Алла БОРИСОВА